Жовтис: пока правоохранительные органы остаются наследниками тяжелого советского прошлого

Сегодня, когда весь мир стал свидетелем массового нарушения прав человека в поствыборной Беларуси, когда тысячи и тысячи граждан этой страны подвергаются пыткам, деятельность казахстанских правозащитников по предупреждению пыток, искоренению их и продвижению в казахстанском обществе демократических ценностей особенно важна. Общественное объединение «Қадір-қасиет» при поддержке Королевства Нидерландов с 2019 года реализует проект, направленный на имплементацию соображений Комитетов ООН в отношении Казахстана. Одно из направлений это масштабного проекта «Пытки в решениях комитетов ООН».

В этой связи журналисткой Зауре Мирзаходжаевой подготовлен цикл интервью с ведущими казахстанскими правозащитниками и журналистами. Открывает цикл директор Казахстанского международного бюро по правам человека Евгений Жовтис.

По неофициальным данным в Казахстане каждые 1,5 дня пыткам подвергается 1 человек; в 2019 году Коалицией против пыток Казахстана зарегистрировано 205 заявлений (95 – о жестоком и унижающем обращении и наказании, 110 – о пытках); с января по 19 июня 2020 г. – 142 обращения.

Официальная статистика вполне открытая – 1475 правонарушений по ст.146 Уголовного кодекса Республики зарегистрировано в Едином реестре досудебных расследований в 2019 году. Из ответа Верховного суда Республики Казахстан ОО «Кадiр-касиет» следует, что в 2019 году в Казахстане рассмотрено с вынесением приговора 6 дел о пытках, по ним осуждено 24 лица. Это может свидетельствовать о нежелании государственных органов углубляться в решение серьезнейшей проблемы нашего общества.

Казахстанские правозащитники по мере сил пытаются противостоять нарушениям прав и свобод человека. Общественное объединение «Кадiр-касиет» при поддержке Королевства Нидерландов с августа 2019 г. работает над имплементацией соображений Комитетов ООН в отношении Казахстана. Одно из направлений этого широкомасштабного проекта «Пытки в решениях комитетов ООН» (автор – З.Мирзаходжаева).

Журналист Зауре Мирзаходжаева подготовила цикл публикаций на эту тему. Откроет его человек, который делу правозащиты отдал без малого тридцать лет, правозащитник № 1 в Казахстане – Евгений Александрович Жовтис.

Евгений Александрович — создатель и руководитель Казахстанского международного бюро по правам человека, обладатель премии Европейского Союза и США за вклад в продвижение демократии и гражданского общества в Казахстане, лауреат премии Международной лиги по правам человека, лауреат премии им. Андрея Сахарова Норвежского Хельсинкского Комитета и многих других международных наград.

– Евгений Александрович, Вы как человек, который как никто погружен в тему защиты прав и свобод граждан нашей страны, можете дать реальную оценку положения дел с применением пыток и других видов жестокого обращения и наказания в пенитенциарной системе Казахстана?

– Прежде всего, давайте определимся с понятием «пытка», и что это такое. В Конвенции ООН против пыток дается четкое определение этому термину. «Пытка» означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль или страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций, неотделимы от этих санкций или вызываются ими случайно».

То есть мы видим, что это вопрос отношений человека с государством, потому что государство либо прямо является причинителем вреда, то есть нарушителем прав, либо косвенно, поскольку не предпринимает каких-то шагов, чтобы защитить нас от нарушения наших прав третьими лицами. В связи с этим нужно четко понимать, что, когда идет речь о пытках, речь идет только о государстве, о должностных лицах, о государственных служащих, о госорганах.

Важно заметить, у этого термина – в его широком понимании – в нашей стране есть своя история. Этим вопросом я и наша организация – Бюро по правам человека занимаемся ещё с начала 90-х годов и должен сказать, что в девяностые годы этот термин у нас вообще не применялся. Наши власти в принципе не соглашались, что у нас были пытки. Даже в законодательстве такого термина не было, а было «злоупотребление должностными полномочиями», повлекшее тот или иной вред здоровью или жизни… .

Именно по этой статье иногда, крайне редко, привлекали следователей, полицейских, сотрудников исправительных учреждений. Однако учитывая тот факт, что в 1992 году Казахстан вступил в ООН и начал брать на себя некоторые обязательства по международному праву в области прав человека, международное сообщество, правозащитники и граждане, которые попадали под жернова этой системы, все-таки добились того что в конце девяностых Казахстан присоединился к Конвенции ООН против пыток.

Более того, в начале двухтысячных страна начала создавать механизмы общественного контроля за местами лишения свободы. Первыми были общественные наблюдательные комиссии, еще через десятилетие появился национальный превентивный механизм, который позволил посещать, в том числе и внезапно, места лишения свободы и другие учреждения и организации где граждане, в той или иной степени находятся во власти государства, те же самые психиатрические клиники, детские дома и другие социальные учреждения, где возможны подобного рода действия со стороны должностных лиц.

То есть в стране появились механизмы контроля. Пусть они несовершенные, пусть к ним граждане имеют претензии, но тем не менее появилась возможность получать информацию из закрытых учреждений. Ведь самая большая проблема с пытками, особенно когда мы говорим о местах лишения свободы или местах содержания под стражей, это закрытость мест, где пытки и жестокое или унижающее достоинство обращение могут практиковаться. Информация оттуда не выходит. Контингент этих учреждений находится в полной власти администрации и нет никаких гарантий что эта власть не будет применять какие-то незаконные методы воздействия. Уже то, что мы оттуда стали получать информацию, это был значительный прогресс.

Потихонечку механизм начал работать, и в начале 2000-х появилась статья в Уголовном кодексе, которая так и называется «Пытки». Пошли первые процессы над следователями, дознавателями, сотрудниками мест лишения свободы или мест содержания под стражей. Дальше больше, в течение последних десяти лет начались достаточно большие подвижки с сокращением количества заключенных. Казахстан почти более чем в 3,5 раза сократил число лиц, содержащихся в местах лишения свободы. Снизились показатели лишения свободы несовершеннолетних. То есть процесс пошел и достаточно позитивный. Однако здесь есть, с моей точки зрения, большое «но».

На мой взгляд это два принципиальных момента, которые связаны с пытками и жестоким обращением, а это явление в нашей стране, конечно же, есть и не является исключительным случаем, как бы нас не пытались переубедить МВД и власти.

Так вот первый момент заключается в том, что пытки – это не только физическое воздействие и это не только наличие телесных повреждений в результате пыток, а то и, не дай Бог, смерти. Это и психологическое воздействие, и угрозы, и унижение и т.д. Поэтому-то полное название Конвенции, которую наше государство ратифицировало, – Конвенция ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных и унижающих достоинство видов обращения и наказания.

Какова главная цель пыток задержанного лица – получить признательные показания, и это у нас существует со времен Советского Союза. Мы помним, вернее, мы читали о «сталинских временах», когда пытки считались нормальным методом работы. И они были приемлемы, чтобы доказать, что это ты копал тоннель из Ленинграда в Индийский океан или являешься агентом британской разведки. Люди признавались во всех смертных грехах, потому что не могли выдержать этих пыток. Это применялось широкомасштабно.

Потом пытки запретили, но запретили их на законодательном уровне, а на практике всё продолжалось. Теперь главная задача правоохранительных органов заключалась в том, чтобы об этом не стало известно обществу. Для этого существовала масса способов и самый популярный в те времена метод -запугивание человека. Он и сейчас активно практикуется.

Есть и другой вариант из серии «факты, указанные в заявлении, не подтвердились», а все потому, что когда расследование заявления о пытках начинается, то к тому моменту либо раны и травмы уже зажили или человек запуган настолько, что отказывается от каких бы то ни было претензий.

То есть мы видим две тенденции. Первая – пытки применяются, чтобы поскорее получить признательные показания, причем случается иногда и с невиновными людьми. Тут главная задача следователя с самого начала придавить, запугать задержанного или подследственного, поднажать на его родственников, чтобы такими способами добиться от подозреваемого признательных показаний.

Когда в двухтысячных годах мы в бюро начали активно исследовать эту тему, то были удивлены тем, что во многих регионах тактики и методы были одинаковые. Органы дознания и следствия почти везде приковывали людей наручниками к батареям, надевали на голову целлофановые пакеты или противогазы и перекрывали подачу кислорода. То есть, если человека привозили в участок, то на него моментально начинали давить.

За крайне редким исключением ему не сообщали о праве на звонок, на молчание, на адвоката, чаще всего, еще в самом начале, еще в полицейской машине его начинали «прессовать» и добывать из задержанного информацию. Это и сегодня встречается достаточно часто и вызвано это многими факторами.

Например, один из них — это та самая оценка деятельности следственных органов по показателям раскрываемости преступлений, которая до сих пор у нас существует в той или иной мере. Сегодня на каждого следователя приходится очень много дел и ему желательно как можно скорее раскрыть их, а как раскрыть? Да поддавить чуть-чуть, и если уж задержанный не понимает или упирается, то чуть-чуть или даже не чуть-чуть поддать, но, чтобы без следов. Именно поэтому в арсенале следователей и дознавателей появлялись мокрые полотенца и другой «рабочий» инструментарий, который постоянно совершенствуется.

То есть пытки применяются в ходе предварительного расследования, когда человек в связи с подозрением в совершении преступления попадает в полицейский участок, в изолятор временного содержания (ИВС), на первый допрос. Это одна, будем говорить, процедурная линия. Я говорю упрощенно.

Вторая линия — это наша пенитенциарная система, то, что мы называем тюрьмами и колониями. Она нам достались с советского времени, когда там содержались враги народа или откровенный криминал, и эти учреждения не были предназначены для исправления. Это была бесплатная рабочая сила и конвейер запугивания и превращения человека в «лагерную пыль». Все, кто думает, что там кого-то можно исправить, глубоко ошибаются.

Положение еще больше усугубляется тем, что пенитенциарная система, с небольшим перерывом, находилась и находится в ведении МВД, то есть органа, который преследует и сажает. При таком раскладе достаточно сложно рассчитывать на то, что человек в форме, тот же режимник, оперативник и прочая охрана будет особо заботиться о таких «мелочах», как здоровье осужденных или соблюдение их прав и свобод. Даже, если допустить, что там не бьют осужденных, то там непременно ставят осужденного в унизительное положение. В наших колониях почти всё обращение с осужденными является унижающим их человеческое достоинство. У этой системы нет цели получить на выходе человека, который ресоциализировался и вернулся в общество с более или менее нормальными взглядами на жизнь. Вот и выходит, что эта система прямо или косвенно как бы репродуцирует те представления, что жестокое обращение и унижение — норма.

Вот эти две линии переломить не удается, и они в Казахстане имеют место быть достаточно широко.

— Тем не менее какие-то факты все же просачиваются из застенков и становятся предметом обсуждения не только внутри страны, но и за ее пределами. Мы имеем несколько кейсов, когда Комитет ООН против пыток выносил решения по конкретным случаям, по конкретным людям, заявившим о том, что к ним применялись пытки. Какова позиция Казахстана в отношении этих решений и рекомендаций?

Начнем с того, каким образом тот или иной кейс попадает на рассмотрение в Комитет ООН по правам человека или в Комитет ООН против пыток. Прежде чем попасть туда, человек должен пройти всю национальную систему правосудия. Должно произойти или не произойти несколько событий.

Во-первых, человек официально заявляет, что его пытали и пишет об этом заявление. Во-вторых, должно пройти или не пройти расследование. В-третьих, то, что это дело расследовали или нет, подтвердился факт пыток или нет, должен зафиксировать суд. Опять же, если следственные органы не реагируют никак на его заявление, суд должен рассмотреть это. Причем, если суд первой инстанции говорит, что пытка не доказана, то это должно быть обжаловано в апелляционном суде. Если он тоже говорит «нет», и если в рамках дела предусмотрено обращение в Верховный суд, то и он тоже должен рассмотреть это дело, и вот только после всего этого человек, перенесший, по его словам, пытку или жестокое обращение, имеет право обратиться в Комитет против пыток или Комитет по правам человека. Такова эта процедура и не иначе.

Однако и этого недостаточно. Чтобы гражданин той или иной страны мог обратиться в наднациональный орган, необходимо соблюдение двух условий. Первое: страна, а в нашем случае это — Казахстан, должна признать тире ратифицировать соответствующий международный договор. В случае с Комитетом по правам человека это — Международный пакт о гражданских и политических правах. Когда же речь идет о Комитете против пыток, то это Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. То есть, таким образом эти международные юридические нормы становятся частью нашего национального права. Однако и этого недостаточно.

Чтобы человек мог обратиться в эти комитеты, страна должна сделать еще один шаг. Если речь идет о Комитете по правам человека, государство должно ратифицировать факультативный протокол к Пакту. Ратифицировав этот протокол, страна признает компетенцию Комитета по правам человека рассматривать индивидуальные жалобы из этой страны. Когда речь идет о Комитете против пыток, государству следует сделать специальное заявление, что оно признает такую-то статью конвенции о компетенции Комитета против пыток рассматривать индивидуальные жалобы на это государство. Вот такие два обязательных условия.

Ещё одна проблема заключается в том, что и Комитет по правам человека, и Комитет против пыток, потому что есть такая процедура, которую государство признаёт путем ратификации соответствующего договора, или путем специального заявления, свои решения считают обязательными. Они говорят, что раз уж государства ратифицировали сначала Пакт или Конвенцию, а потом дополнительно еще и ратифицировали протокол или сделали заявление, то они по существу взяли на себя обязательства не только дать своим гражданам возможность обратиться в эти комитеты, но и выполнять их решения.

Однако Казахстан, к сожалению, рассматривает эти решения как рекомендательные, при этом подписав и ратифицировав все необходимые договоры и протоколы. Аргументы нашей страны весьма сомнительны, дескать, мы считаем, что решения комитетов носят рекомендательный характер. Мол в самом Пакте не написано, что мы обязаны выполнять решение Комитета, это же не суд, как например Европейский суд по правам человека (в юрисдикцию которого Казахстан не входит, потому что мы не ратифицировали Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод).

— Но для чего тогда мы подписывали этот протокол, это заявление? Зачем всё это ратифицировали?

Да, потому что так положено. Потому что на международной арене мы позиционируем себя как государство, строящее демократию, государство, признающее международные стандарты, соблюдающее международные обязательства. Мы являемся государством, которое хочет хорошо выглядеть. Потому что так принято: если страна — член ООН, то она обязана соблюдать права человека, в том числе и просто по факту членства в этой организации.

На сегодняшний день около двух десятков граждан Казахстана и не только, пройдя национальную систему правосудия и не добившись результата, а также признания их права на свободу от пыток обратились в комитеты ООН и за небольшим исключением эти комитеты признали правоту обратившихся и вынесли решения. Вот только Казахстан вместо того, чтобы принять их к исполнению, посчитал просто рекомендациями. Если вы посмотрите эти решения, то поймете, что, по существу, они об одном и том же. Они признают, что пытки были…

— Каким образом комитеты устанавливают этот факт?

– Это целая процедура. Обратите внимание, они не устанавливают наличие телесных повреждений у заявителей и характер их происхождения. Комитеты устанавливают нарушение статьи Конвенции или Пакта о недопустимости пыток, даже просто потому, что государство не проводило надлежащего расследования заявления.

Комитету не нужно доказывать, что вас осмотрел психолог, медик и подтвердил наличие пыток. Если поступило заявление от человека, который утверждает, что его пытали и в процессе разбирательства выясняется, что когда его задержали, то продержали без оформления, что его не осматривал независимый врач, что ему не предоставили адвоката, то эти и другие факторы для Комитета являются основанием, чтобы говорить, что было нарушено право свободы от пыток. Потому что государство не обеспечило эффективные методы расследования заявления о пытках. Здесь действует как бы презумпция виновности государства, потому что когда человек находится во власти государства, а случае заявивших именно государство их задержало, то государство несет ответственность за любые нарушения прав этих людей, включая право на свободу от пыток. Если государство не предприняло никаких шагов, чтобы доказать, что никаких пыток к заявителю не применялось, то комитеты признают, что право на свободу от пыток было нарушено.

Кстати, доказать обратное очень просто. Достаточно предоставить подтверждение того, что адвокат сразу после задержания человеку, в том числе по его выбору, был предоставлен, что человек, когда поступал в место содержания под стражей был осмотрен независимым врачом и врач заключил, что никаких травм, ран и телесных повреждений у него нет.

Если человек заявил, что к нему применялись пытки, то государству необходимо предоставить в комитет доказательства, что в первые же часы после этого заявления человека осмотрел независимый врач и так далее. То есть, если всего этого не было сделано, то комитеты признают, что право на свободу или право на защиту от пыток было нарушено.

И дальше не нужно ничего доказывать, потому что это право предполагает не просто, что человек, скажем так, защищен от того, чтобы к нему применялись пытки, но и то, что при любом заявлении человека, что к нему применялись пытки, государство действует эффективно, что государство обеспечивает соблюдение всех других прав, которые прямо или косвенно позволяют подтвердить, что пыток не было. Только тогда Комитет приходит к заключению что государство не виновно. Если же все эти пункты не соблюдены, то комитеты выносят решения, что государства априори виновно.

— Немало наших соотечественников считает, что раз человек переступил закон и отбывает за это наказание, то и особо печься о его правах не стоит. Мол, поделом ему. Уверена, что вы неоднократно встречались с таким мнением. Нужно ли нам всем так настойчиво бороться с пытками или же это дело все-таки ограниченного круга лиц, таких как правозащитники, адвокаты, родственники тех, кто столкнулся с этой проблемой, журналисты?

– Давайте начнем с того, что как я говорил, есть две линии, когда человек становится объектом следствия и вторая, когда он по решению суда уже попадает в места лишения свободы.

Начнем с первого. На этом этапе еще нет ни насильника, ни вора, ни коррупционера, ни бандита. Есть, согласно презумпции невиновности, человек, который подозревается в совершении того или иного преступления. И пока он только подозреваемый, и пока вина его не установлена в ходе беспристрастного, объективного и справедливого судебного процесса, он не является преступником.

Человек на этом этапе может быть насильником, убийцей, бандитом, но может им и не быть, и никто не застрахован от того, что на него что-то не «повесят». Когда человека пытают, чтобы добиться от него признательных показаний или той или иной информации, то никто не защищен от того, чтобы не оказаться за решеткой. Бесспорность этого доказывает вся наша история 30-40 годов. Весь период сталинских репрессий — это выбивание из невинных людей признаний в совершении ими тяжких преступления. Это потом, после смерти Сталина миллионы невинно осужденных людей были реабилитированы и многие, к сожалению, посмертно. Я скажу так, если вы не боретесь с пытками и не делаете их совершенно невозможными в нашем обществе, то вы не гарантированы ни от чего. Вы не гарантированы от того, что пытки не будут применены к невиновным людям и к людям не столь виновным, как вы это посчитали. Это первый аспект.

Аспект номер два, это так называемые два оценочных критерия, по которым происходит замер состояния развития страны.

Так состояние экономики государства определяют по туалетам. По тому, как они оборудованы, как выглядят. Если они выглядят как в тех же европейских странах, то можно говорить, что государство хорошо развивается. Если же они выглядят как у нас, то, что бы мы ни говорили, но мы — страна третьего мира.

Показатель в области права это — обращение с заключенными, и здесь нам не чем особо гордиться. Все ведь понимают, что среди заключенных в процентном соотношении не так много людей, которые совершили страшные преступления, отъявленные преступники чаще всего содержатся, как это называлось раньше, в колониях строгого или особого режима.

В обычных же местах лишения свободы много людей случайно оступившихся, много людей, которые возможно не совершили преступления или совершили его не в той степени, что им вменили. И в отношении этих людей применяются пытки, нарушаются их права и свободы. Так вот, если там, за решеткой, права человека не соблюдаются, то они не соблюдаются нигде. Так не бывает, чтобы в одном месте не нарушали права, не пытали, а в другом пытали. К сожалению, это явление имеет свойство распространяться как раковая опухоль.

Я всегда с интересом наблюдаю в тех же видео в соцсетях: как наши сотрудники полиции общаются с гражданами. Судя по этим кадрам, наши граждане для полиции рассматриваются как потенциальные виновные, как те, кого еще не поймали и не уличили. Люди в форме позволяют себе грубить, разговаривать с позиции силы, применять эту силу. Это дает основания предположить, что полиция действует без четких представлений о том, что есть права человека, в том числе право на защиту от пыток и жесткого обращения. По моему убеждению, корень того, что происходит сегодня на улице берет свое начало в том числе и в несоблюдении прав заключенных. Ведь тюрьма и общество — это сообщающиеся сосуды.

Всякий раз, когда я дискутирую с людьми, считающими что нечего с преступниками миндальничать, я представляю четкий аргумент, и он предельно понятен. Надеюсь, никто из нас не думает, что осужденные по окончании срока неожиданно переместятся на Марс или Юпитер. Они вернутся к нам, причем с тем багажом, которым их наградили за колючей проволокой, и чем больше их права нарушались там, чем больше к ним применялась жестокость, тем в меньшей безопасности находимся мы с вами.

Такая система производит продукт агрессивный, озлобленный, ненавидящий всё и всех, потому что с ними там тоже так обращаются. То, что человек должен отвечать за то, что он сделал, в этом вопросов нет, и то: как он должен за это отвечать, ему отмерил суд в количестве лет, а дальше, задача общества.

Если мы дальновидны, то должны сделать так, чтобы, выйдя на свободу, человек представлял для нас, как для общества, наименьшую опасность. А если мы об этом не позаботились, если этого не происходит, то на кого пенять?

— Как вы полагаете, когда в Казахстане будет покончено с пытками или хотя бы когда это явление приобретет более-менее приемлемые масштабы?

– Сложно сказать. Ну вот смотрите, к Международному пакту о гражданских и политических правах и Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах мы присоединились самыми последними из стран постсоветского пространства.

То есть, если другие страны присоединились в девяностых годах, то мы это сделали только в середине двухтысячных. Причем аргументы наши были достаточно спорными, наши власти заявляли, что мы не хотим брать на себя обязательств, пока не уверимся в том, что мы сможем их полностью выполнить. Так или иначе обязательства мы взяли, но все равно их не выполняем. Пытки в той или иной форме существуют в любой стране, и тот самый «более-менее приемлемый» уровень связан с целым рядом шагов системного характера, которые государство должно сделать, если намерено бороться с пытками серьезно.

Первое — это реформирование правоохранительных органов. Потихонечку к реализации этого приступаем, но пока правоохранительные органы остаются наследниками тяжелого советского прошлого со всеми его минусами.

Второе — нужно выводить места лишения свободы из-под ведения МВД. Места лишения свободы должны быть в ведении гражданского, не военизированного ведомства. Да, там охрана. Да, там забор, но это должно быть гражданским ведомством. Главными там должны быть социальные психологи, социальные работники, а не милитаризованные структуры. Пока они будут милитаризованными, ничего хорошего из этой структуры не будет.

Третье — нужно менять подходы государства к расследованию пыток. Прежде всего, создавать независимые органы расследования, потому что долгие годы полицейское ведомство у нас занималось расследованием «самого себя», то есть, так называемые, управления внутренней безопасности занимались расследованием жалоб на их же сотрудников из их же ведомства. Стоит ли говорить об эффективности такой системы?

Правда начались некоторые подвижки, создали институт спецпрокуроров, которые вроде бы не зависят от МВД. Однако пока это опять же неэффективно, потому что должны быть четко определены полномочия спецпрокуроров, четко определены процедуры, которым они следовали бы.

Четвёртое — нужно создать полностью независимую медицинскую службу в местах лишения свободы. Это не должны быть военные врачи из МВД. Должны быть медики, находящиеся в подчинении минздрава. Кроме того, независимым врачам нужно предоставить право доступа в места лишения свободы, чтобы они могли своевременно быстро и эффективно выявлять и фиксировать любое проявление жестокого обращения и пыток.

Пятое — необходимо менять отношение суда к сообщениям о пытках. К сожалению, сегодня суд играет очень пассивную роль в этой части, и это несмотря на то, что осужденные или подследственные достаточно часто на судебных процессах заявляют о применении в отношении них пыток. Однако никакого расследования и судов по этим заявлениям не происходит…

… доказательством тому бесконечные судебные процессы над правозащитницей Еленой Семеновой, которая рассказывает о фактах пыток в местах лишения свободы и за что ее сегодня судят. На этих судебных процессах осужденные, которые проходят по делу Семеновой как свидетели, под присягой рассказывают о пережитых пытках. Однако пока ни по одному из этих свидетельств ни один суд не вынес определения.

Это классический пример. Понимаете, доказать факт применения пытки очень сложно. Достаточно несколько недель протянуть с экспертизой и поди докажи. На слово осужденного или подозреваемого всегда есть слово полицейского или охранника которые, как обычно, заявляют, что они никого не трогали. Буквально на днях была публикация по поводу того, что прекратили уголовное дело о доведении до самоубийства. Там молодой парень в одном из учреждений Алматинской области попытался наложить на себя руки. Так ничего и не удалось доказать и все, потому что нет эффективного расследования. Эта система очень закрытая, корпоративная. Она внутри себя это перемалывает и доказать что-то почти невозможно.

Чтобы покончить с этим явлением нужно усиливать национальный превентивный механизм. Нужно совершенствовать процедуру доступа в места лишения свободы общественности.

Откуда мы получаем информацию? Откуда та же самая Семенова получает информацию? От родственников, от осужденных, которым иногда удаётся передать сообщения на волю. А как Елена Семенова может проверить переданные оттуда жалобы и факты? Да никак, и она оказывается перед выбором. У нее появились жалобы осужденных на пытки, а проверить их она не может. Вот она ее озвучивает и, таким образом, привлекает внимание общественности, пытается остановить пытки. С точки зрения общественного интереса, она действует абсолютно правильно.

Это не задача Семеновой — проверять. Она об этом сообщила, а вы, многочисленные органы, пожалуйста, проверяйте. Независимую проверку провели, не подтвердилось. Ну и замечательно, а подтвердилось -наказывайте. Для общества значительно важнее, чтобы каждый факт не ушел от общественного внимания, и чтобы по каждому факту очень быстро и эффективно проводилось расследование.

Если же система будет сопротивляться и утверждать, что не подтвердилось, а не подтверждается зачастую потому, что запугали этого человека и он забрал жалобу, то это выгодно кому угодно, только не обществу.

Приведу один пример, знаменитое дело Герасимова, рассмотренное Комитетом против пыток. Кстати, по нему Казахстан был признан страной, нарушившей Конвенцию против пыток. Там была ситуация, когда на каком- то этапе переписки между Комитетом и прокуратурой Герасимов отозвал свое заявление. Дело в том, что по протоколу Комитет против пыток направляет поступившую к ним жалобу государству, на которое пришла жалоба, чтобы оно могло отреагировать. Потом Комитет реагирует на реакцию автора-заявителя на ответ правительства. Словом, идет переписка.

Так вот в ходе этой переписки наши власти подсуетились, и Герасимов отозвал свою жалобу, дескать ничего не было. Нотариально заверенный отказ осужденный отправил в Комитет, и это было смешно. Дело в том, что люди, которые организовывали этот отказ, просто понятия не имели: как Комитет против пыток вообще функционирует. Когда Комитет получил этот отказ, то он не просто продолжил рассмотрение, но и вынес решение, и там написал, что Казахстан попытался помешать ему рассматривать это решение. Потому что для них человек, который находится в тюрьме, то есть во власти государства и написавший отказ от жалобы, однозначно пишет этот отказ не по своей воле, и это подтверждает, что власть пытается воспрепятствовать справедливому рассмотрению. После этого наши перестали так делать. То есть нужно понимать, что в подобных ситуациях презюмируется вина государства.

— Комитет по пыткам за последние несколько лет вынес в адрес Казахстана всего 16 решений. Не кажется ли вам что эта цифра мизерна по сравнению с теми данными, которые озвучивают казахстанские правозащитники, адвокаты и сами люди, ставшие жертвами пыток?

— Еще раз отмечу, что обращение в комитеты и рассмотрение жалоб — процедура длительная. Во-первых, заявителю сначала следует пройти систему национального правосудия, а это может занять год, а то и больше.

Далее идет сама процедура рассмотрения дел в Комитете, и на это уходит от 3 до 5 лет, а случается и дольше. То есть человек должен поставить себе задачу в течение 4-6 лет судиться, обращаться, писать, и не каждый на это пойдет. При этом пребывание под следствием или в местах лишения свободы не особо располагает к новым судебным тяжбам. Ведь заявитель проходит через массу инстанций. Сначала он подает жалобу, что против него были применены пытки, потом пишет в прокуратуру, руководству полиции на региональном, республиканском уровне, а это все — время, это — нервы. Тем более, что тюрьма не самое лучшее место для такого рода переписки. То есть человек просто устает, а еще и после этого надо обращаться в суд на бездействие или обжаловать вынесенные решения, как это часто происходит.

Мало того писать саму жалобу трудно, потому что любая жалоба — это палка о двух концах. Вполне возможно, что на заявителя из-за этой жалобы начнется давление, а способы давления различные. Существует очень богатый инструментарий: от запугивания до различного рода предложений таких, как послабления, дополнительные свидания и все это в обмен на отзыв-отказ от жалобы. Потому немногие пишут и тем более немногие продолжают ее продвигать. Немногие продолжают бороться и не проходят всю систему, а еще не надо забывать, что следов пыток зачастую по истечении некоторого времени и не остается, если, конечно, это не серьёзные увечья. А потом ещё надо готовить жалобу в Комитет против пыток или Комитет по правам человека. Все эти факторы и влияют на статистку обращений и решений комитетов

— Сегодня к суду над Асей Тулесовой приковано внимание всей общественности. Как вы считаете были ли нарушены права девушки и если нарушены, то какие? Было ли нарушено ее право на свободу от пыток?

– Здесь достаточно трудно сказать. С моей точки зрения, как минимум, здесь нарушено право Аси на свободу выражения, право на свободу мирных собраний и думаю, что нарушено право на свободу и личную неприкосновенность, потому что, с моей точки зрения, первое задержание ее было необоснованно. Вообще все задержания абсолютно мирных людей, людей, которые не дошли до места, где они предполагали провести какое-то мирное собрание, все эти задержания явное нарушение Пакта. Они ничем не обоснованы.

С точки зрения жестокого обращения и унижающего достоинства…. Да, думаю, что если посмотреть в комплексе, если посмотреть до того инцидента с фуражкой, то это можно рассматривать как проявление жестокого обращения и унижающего достоинство Аси Тулесовой. Дело в том, что должностные лица, полицейские мирную девушку, которая пыталась реализовать свое право свободу выражения, право на мирное собрание, в достаточно жесткой форме извините за выражение, «свинтили». Слава Богу, серьезных последствий для ее здоровья не было, но вот те три права, о которых я говорил ранее, конечно были нарушены.

— Вернемся к теме пыток в местах лишения свободы. На сегодняшний день мы все еще находимся на стадии борьбы с пытками, и даже не подступались ко второй части этого пункта, который звучит как «жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение и наказание».

– Да, это действительно так. Мало того, что мы не перешли к работе над искоренением, у нас даже в законодательстве этого нет. В уголовном кодексе этого понятия нет. Поэтому одна из рекомендаций, которую Казахстану давали международные организации, наши правозащитники — это необходимость закрепления в законодательстве именно той формулировки в полном объеме, которая содержится в Конвенции против пыток.

У нас понимаете, в чем дело…. У нас в 90-х годах не признавали пытки, потому в понимании наших правоохранителей понятие «пытка» заключало в себе что-то из ряда испанского «сапога» или китайской пытки водой. Они рассматривали пытки в таком жестком виде. В то время как Конвенция говорит о пытках в широком смысле, как например о методах и средствах, с помощью которых должностные лица посягают на нашу личную неприкосновенность и свободу. Кстати, вовсе не обязательно, чтобы это приводило к серьёзным последствиям для здоровья и жизни.

Могу привести простой пример. Обысковые мероприятия, которые часто проходят в местах лишения свободы. В ходе их всех заключенных сажают на корточки, руки за голову или за спину, лицом к стене. В принципе, это не влечет последствий для здоровья, но это однозначно обращение, унижающее человеческое достоинство, и, конечно же, оно попадает под категорию пыток, во всяком случае в категорию запретов, которые указаны в Конвенции.

ИСТОЧНИК:

Сайт ОО «Кадір-қасиет»

Жовтис: пока правоохранительные органы остаются наследниками тяжелого советского прошлого